Підтримати

Борис Гройс: «Искусство состоит из беспрерывных закрытий перспектив и возможностей»

29 серпня в рамках Kyiv Art Week кураторка освітньої програми Леся Кульчинська провела онлайн-конференцію з Борисом Гройсом, про якого ми раніше розповідали у рубриці «Знати», а також переклали для вас його текст Self-Design, or Productive Narcissism, вперше опублікований на e-flux.

Your Art записав конспект розмови з Гройсом та зібрав ключові тези, які варто прочитати.

конспект_1_борис-гройс (1).jpg

Об ожиданиях и современной культуре

Ожидания людей, которые покупают искусство, довольно туманны. Они хотят чего-то такого, но не очень хорошо себе представляют чего именно они хотят.

Не надо недооценивать массовое недовольство людей жизнью, которой они живут. Мы все смертны, наша жизнь — ожидание смерти, а это уже неприятно; в жизни нет никакой свободы, люди делают то, что они должны делать — всё это нервирует и раздражает. И поэтому от искусства ждут реакции на ощущение неудовлетворенности. Художник находится в амбивалентной ситуации: с одной стороны он должен сделать то, что от него требуется — представить какой-то продукт, а с другой — ответить смутным ожидания чего-то другого. Люди ждут от искусства другого.

Мы живем в культуре, в которой всё очень быстро смывается — она довольна беспамятная. Поэтому художники стремятся обидеть публику отчасти из-за того, чтобы запомниться ей. […]. Человек запоминает то, что что-то меняет в нем. Даже если ничего не изменилось, но сам факт такой попытки уже всплывает в памяти.

О ценообразовании

Говорят, что можно продать собственные экскременты. Окей! Попробуйте (улыбается). Любая деятельность представляется в совершенно другой перспективы, когда ты не являешься её потребителем, а когда ты сам начинаешь ею заниматься. Никакой бы пиар сейчас не помог продать собственные экскременты, потому что любой бы человек сказал: «Мандзони (П’єро Манцоні — італійський художник, який у 1961 році розмістив власні фекалії в 90 пронумерованих консервних банках і написав на них «Лайно художника» — прим. ред) это уже сделал!». Искусство исторично: эти ходы работают, когда они интегрируются в историю искусства, когда они имеют какое-то значение.

Вы можете продать уринуар (urinoir — від французської — туалет — прим. ред.) Дюшана, но уже никакой другой, потому что Дюшан продал свой.

Когда люди смотрят на искусство, они думают, что оно открывает возможности: если кто-то выставил туалет, это значит, что это вообще можно сделать. Они не понимают, что этим он закрыл эту возможность, больше этого сделать нельзя. Искусство состоит из беспрерывных закрытий перспектив и возможностей, а не открытий. Весь авангард и модернизм закрывал одну возможность за другой, поэтому в современном искусстве царит такое пессимистическое настроение.

О влиянии национально-культурной традиции

Если вы смотрите на искусство как на международное, то многое теряется; если вы смотрите на искусство с точки зрения его культурной идентичности, то многое становится понятным. […]. Заметьте, все уриануры и экскременты идут из католических стран: Франции или Италии. Ничего такого в Америке и протестантских странах никогда не было, потому что в протестантских странах нет амбивалентного отношения к телу.

В латинском языке sacer — это сакральный и в то же время мусор. Сакральное — это что-то запретное, инфекционное, связанное с сексом, с запретными удовольствиями, связанное с Маркизом де Садом — католическим автором, на самом деле. И весь этот набор мы имеем у Мандзони и Дюшана. А в искусстве протестантских стран нет запрета на тела, есть запрет на духовное, если вы посмотрите на Ротко и Джада. Всё — абстрактные духовные сущности в разных вариантах.

Идея абстракция идет из романтического немецкого пейзажа 18-19 века: все неземные сущности были блокированы протестантизмом и нашли свой выход в искусстве. Любое искусство вписано в религиозную традицию в протестном плане: оно всегда реагирует на запреты и цензуру, которые господствуют.

Об альтернативном мире художника

Для искусства очень важно остаться. И для того, чтобы оно осталось, оно должно создать свой альтернативный мир. Здесь недостаточно сделать альтернативный жест — надо создать альтернативную жизнь. Все большие художники 20 века строили свою жизнь альтернативно.

Все художники, которые что-то интересное делали, они жили альтернативной жизнью. Если посмотреть на Мондриана, любопытно, что он расчертил линиями свой пол в комнате и ателье, и ходил только по этим линиям. Он полностью организовал свою жизнь в соответствии со своими работами. Для художника главный проект — не, что он делает; он строит свою жизнь определенным образом. Его жизнь — и есть его произведение искусства. […]. Потом продаются свидетельства того, что можно жить иначе.

Об успешных художниках и отборе

Отбор производится судьбой. […]. Успех при жизни, признание после смерти, ретроспективное признание — это всё очень разные вещи. Те, кто имеют успех сейчас, необязательно останутся в исторической памяти, и очень может быть, что в исторической памяти всплывут те, кто сейчас не учитываются. Это всё длительные процессы.

Искусство — это зона риска: если ты им занимаешься, то ты рискуешь.

Проблема успеха — вообще не критерий; это критерий ничего.

О социальных сетях

Художником человек становится, когда он берет на себя ответственность за то, что он делает. Всё остальное связано с тем, насколько он успешен в этой роли. Существует прекрасное поле, которое это демонстрирует — это социальные сети, где каждый человек функционирует как художник. Он берет ответственность за свой page или website, рассказывает о себе, что он съел, кого он видел, и некоторые из них получают большой fellowship, а некоторых видит только семья. Это и есть модель. В этой публичной художественной деятельности задействованы миллиарды людей.

Любой сайт, который создается в рамках социальной сети — это послание всем и никому, потому что все могут его прочесть, но он ни к кому не обращено. И миллиарды людей в это вовлечены, они массово занимаются художественной деятельностью, причем концептуалистской художественной деятельностью — комбинацией изображенияйи текста.

Популярные девушки в социальных сетях, которые занимаются мейкапом, — это тоже художественная деятельность. Она делает мейкап не для кого-то, а чтобы его все увидели — это и есть определение художественного акта, искусства нашего времени.

Об искренности художника

Человек по своей природе очень банален, человеку нравятся кошечки и цветочки, поэтому если он начнет рисовать то, что ему нравится, начнутся кошечки и цветочки, а это не то что нужно для искусства.

Когда человек высказывается искренне — он высказывает свою ненависть и раздражение.

Сейчас огромное количество курсов, школ, учений, имеющих целью, чтобы человек принял самого себя, чтобы он себе понравился: признайте, примите самого себя, понравьтесь себе, поверьте в самого себя — огромная индустрия. Вот это — антихудожественная индустрия, она направлена против основной идеи искусства — что я себе не нравлюсь и хочу стать другим. Учение о том, что я себе нравлюсь и должен практиковать самодовольство — это не художественная идея.

О коллекционировании

Некоторые именитые коллекционеры очень индивидуалистичны: они мало ориентируются на рынок, больше на то, что им нравится и не нравится.

Когда-то я жил пару дней у одного из ведущих европейских коллекционеров, и он мне рассказывал, что у него страшная бессонница. Когда она начиналась, он ходил по дому и касался различных произведений искусства в темноте. И если касание успокаивало, он шел и засыпал, то он оставлял работу, если нет — то продавал.

Модернистское современное искусство — продукт западной культуры. Все миллиардеры и миллионеры выросли в этой западной культуре. Они выросли с этими работами. […]. Они выросли в другом визуальном окружении. Для них Поллок — автоматически ценное произведение. […]. Это часть того, что они впитали с молоком матери.

Трагедия западного искусства заключается в том, что уже ничего не вызывает удивления.

Если художник нравится — его покупают, и он продается за хорошие деньги. Если его продают на аукционах — значит его уже все купили, а галереи хорошо раскрутили. Другое дело, что людям может нравиться всякая чушь (улыбается).