Підтримати

Вітя Кравець про авторську техніку та відповідальність за результат

Вітя Кравець — художник, який працює з живописом, графікою та в міждисциплінарних культурних галузях. До 17 вересня у галереї «Дукат» можна подивитися його виставку «Діана і когути», де представлені роботи з двох серій — графічної та живописної. Цикл «Когути» — експресивний, динамічний живопис, а «Діана» — графіка, доведена до автоматизму.

Ріана Абдулаєва поговорила з художником про його практику, авторську техніку та сюжети робіт. 

Body, 2017
Body, 2017

Как ты стал художником?

Я скорее художник не по призванию, а по каким-то судьбоносным ситуациям. Я учился в шести школах — из всех меня выгнали, кроме художественной.

За что тебя выгоняли?

За плохое поведение. Например, я когда-то учился в лицее, в который ходили дети из обеспеченных семей. Я сразу завоевал любовь одноклассников и однажды подговорил их принести в школу по сто долларов. Из этих денег мы сделали большой анархический костер — я подбил их взбунтоваться против капитализма. Потом мама отдала меня в художественную школу и я понял, что оттуда меня не выгонят, потому что среди кандидатов на отчисление была большая конкуренция. А как художник я состоялся, когда мне было около 30: стал серьезнее и нашел баланс. Все, что было до этого, сейчас кажется мне подростковыми экспериментами. Творчество — единственное, в чем я могу самовыражаться. Думаю, что мог бы хорошо делать многие вещи, но они мне неинтересны, а в занятии искусством я чувствую потенциал.

Если бы не художником, то кем бы ты был?

Наверное, садовником. Я это обожаю: у меня есть маленький сад и я занимаюсь им с большим удовольствием.

Расскажи, пожалуйста, про свою авторскую технику? Как она появилась сформировалась?

Слепой монотипией я назвал ее в шутку, так как ничего умнее придумать не смог. Мне нравятся вещи, сделанные экспромтом, исключающие эскизирование и задумки, долгий и нудный подготовительный процесс. Я люблю, когда организация работы сведена к минимуму. Моя техника появлялась постепенно — сначала я рисовал карандашом: брал печатный лист, на который наносил рисунок, а с другой стороны отпечатывалась моя монотипия. Тогда я мог видеть, что делаю. В какой-то момент я решил: лучшее, что может быть, — использовать инструмент, который не оставляет следа на видимой стороне в процессе отпечатывания, а создает его только на развороте. Я пришел к этому недавно и горжусь собой. Я всегда стремился к скорости и минимальному участию мозга в процессе.

Ты говорил, что на создание одной монотипии уходит 4 секунды. Естественно, речь идет только о механической части работы. Почему ты  выбрал способ, при котором невозможно предугадать результат?

Я стараюсь делегировать все процессы спинному мозгу, меньше зависеть от своих внутренних цензоров и конъюнктуры, потому что насмотренность и академическое образование сильно влияют. Я был неплохим рисовальщиком в студенческие годы и от этого тяжело избавиться. Я стремлюсь к автоматизму и медиумизму: моя главная задача максимально абстрагировать форму и вывести ее в символизм. В этом случае самый верный способ — «закрыть глаза».

Ты таким образом снимаешь с себя ответственность за результат?

Нет. Потом я занимаюсь отбором. За день у меня получается очень много картинок — я делаю их сотнями. Моя ответственность заключается в отборе тех, которые мне нравятся и, возможно, в будущем понравились бы кому-то еще. За рабочий день я могу сделать 2-3 удовлетворяющие меня монотипии. Эти работы, конечно, не тиражные —  повторить их второй раз не получится. Это мой способ избежать скуки: если ты уже придумал картинку, а потом ещё надо ее воспроизводить, — это невероятная тоска.

Какие у тебя ожидания от результата?

Должно получиться убедительно, но при этом отстраненно. Это должна быть новая форма, а не какая-то повторенная.

А каким критериям соответствует хорошая работа?

Хорошая работа должна быть искренней, честной и ненадуманной. Многие мои коллеги ориентируются больше на тенденции, чем на собственные ощущения. Я считаю, что заигрыванием с публикой заниматься не стоит — художник не должен всем нравиться. Хотя существует другой подход и бизнес модели.

David Byrne, 2017
David Byrne, 2017

Puzzelman, 2017
Puzzelman, 2017

Ты не стремишься быть актуальным?

То, что считается актуальным, не всегда меня волнует. Я же не работаю на телевидении, чтобы подчиняться всем тенденциям — могу писать, что захочу. Я и так актуален, и мне неинтересно преследовать какие-то общие темы. Впрочем, это не исключает того, что я все равно живу в обществе, и оно неизбежно оказывает влияние.

Поговорим немного о текущей выставке «Діана и Когути». Расскажи про логику экспозиции: помимо графических работ в нее включены две масляные картины. Почему так?

Тут есть несколько причин: во-первых, чтобы не было скучно. Выставка проходит в галерее с одним залом, графика оформлена монотонно и я решил разбавить ее какими-то большими пятнами — не хотелось, чтобы она была похожа на выставку фотографий.

Во-вторых, я веду параллельно несколько серий. Они не объединены ни техникой, ни сюжетом, ни темой, а только временными циклами. Из-за карантина отменилось две мои выставки, и вот сейчас я объединил их в одну, чтобы показать спектр своего творчества. По большому счету, это два отдельных проекта сделанных в одно время и экспонированных вместе.

Montenegro, 2019
Montenegro, 2019

Montenegro, 2019
Montenegro, 2019

С чем тебе больше нравится работать с маслом или графикой?

Мне нравится и то, и другое: могу работать в разных техниках параллельно. Масло — это длительный процесс. Я постоянно перекрашиваю холст, на нем может наслаиваться десять работ и нижние слои частично диктуют то, что получится в результате. Я не могу писать на чистом полотне: мне обязательно нужно его запачкать, нанести «культурный слой». Графика — противоположный процесс. Она для меня каллиграфия, отработка, попытка в маленьком формате быстро найти форму.

Сколько времени уходит на создание серии и как ты понимаешь, что она закончена? 

Я не могу остановиться и уверенно сказать — «это конец серии». Например, некоторые работы из цикла «Диана» уже давно проданы и для действующей выставки я делал новые. Выходит, она еще не закончилась, ведь я занимаюсь ей параллельно с другими проектами. Работы, которые можно увидеть на выставке, лишь фрагмент этой серии. Некоторые картины висят сейчас в Арсенале, другие — в частных коллекциях.

Есть ли в этой серии единый сюжет?

Да, в ней есть образность, которая, как мне кажется, только моя, отражающая мои личные переживания.

Что ты исследуешь в своем творчестве?

Скорее всего, себя, свой внутренний мир, взаимодействие с другими людьми. Темы, которые идут красной нитью через все мое искусство — эротика и агрессия. В детстве я провел много времени, наблюдая за животными и, мне кажется, мы очень похожи, я не «асфальтный человек». Благодаря созерцанию природы, я сформировал свое отношение к смерти, насилию, появлению новой жизни. Начал относится к этим явлениям спокойно.

Cockfighting, 2020
Cockfighting, 2020

Сюжеты с петушиными боями — об этом история?

Да, в детстве я очень боялся птичьих драк. Они регулярно происходили в нашем дворе —  было много крови и перьев. Мне это сильно запомнилось и сейчас я рефлексирую над этой темой. Создавая серию «Когути», я использовал разные подручные инструменты: тряпки и плети, напоминающие крылья, обмакивал их в краске и шлепал по холсту. Благодаря этому запечатлелись линии, которые мы не замечаем, наблюдая за реальной дракой, но, на самом деле, они есть, просто не зафиксированные во времени. Мы могли бы увидеть их в мультиэкспозиции.

Почему выставка называется «Диана и Когути»?

«Диана» — это легкомысленное название, посвящённое Диане Гурцкой, слепой певице и авторке фразы «я не вижу ваших рук», а «Когути» — это фрагмент из большой живописной серии, которая длится уже полгода, а следующей весной я  планирую ее презентацию. Сейчас у меня есть 3 работы из этого цикла — две из них можно увидеть на выставке, одна стоит в мастерской и я ее никому не показываю, поскольку она пока еще мне непонятна.

А как ты определяешь, что работа тебя удовлетворяет?

Наступает момент, когда я понимаю, что этот образ соответствует моим внутренним стандартам — он убедительный, эмоционально сильный, завершенный по композиции. Это сигнал, что мне пора остановиться и браться за что-то другое.

Часто случается, что работа не получается?

Чаще получаются, чем нет. Есть отдельные картины, которые не задались с самого начала. Но, как я уже говорил, мне очень нравится, когда на холст наносится много слоев, и если работа меня не удовлетворяет, это повод писать новую.

Я никогда не уничтожаю холсты. Бывает, я смотрю на свои ранние произведения и понимаю, что они были на выставках, их уже видели и больше я не хочу их показывать. Так появляются свежие картины, которые я написал поверх старых, а на обратной стороне осталась подпись 2013 год.

Фото: Юрий Мильчак

Тебе не кажется такое отношение неуважительным к человеку, которым ты был в прошлом?

Я же не архивариус — мне негде хранить столько холстов и собственных былых состояний. Есть люди, которые ценят мой труд больше, чем я, и коллекционируют старые работы. Я не отношусь трепетно к картинам, которые больше не активны для меня. Стараюсь, чтобы работы в принципе у меня не задерживались. А есть просто холсты, которые я никак не могу довести до конца — я поворачиваю их лицом к стене.

Для тебя важен контроль в творчестве, движение в рамках намеченной концепции?

Я могу наметить себе какие-то образы, но в процессе часто отхожу от них, придумывая что-то новое. Я пытаюсь синхронизировать придумывание и созидание. Это музыкальный принцип: ты дернул струну и она в этот же момент заиграла, но ты уже не слышишь звуки, которые звучали пять минут назад. Я стремлюсь фокусировать внимание на происходящем в этом месте и в эту секунду.

Ты же еще занимаешься коммерческими проектами. Расскажи о них, пожалуйста. Одно другому не мешает? Как ты распределяешь время, что стоит в приоритете?

Я делаю дизайн ювелирных украшений для одной иностранной фирмы. Стараюсь держать в чистоте свою художественную практику, но приносить домой деньги все равно нужно стабильно. Ювелирная компания нашла меня сама — они хотели купить у меня какой-то рисунок для изготовления изделия и я предложил им сделать дизайн. Эта работа совсем не похожа на то, что я делаю в творчестве — она сложная, детализированная. Благодаря ей, я не забываю классическую технику. В приоритете, конечно же, остается мое творчество. Я достаточно успешный автор — деньги с продажи работ составляют львиную долю моего бюджета. Заниматься чем-то другим кажется мне полезным: не хочу превратиться в станок по производству живописи. Я считаю, если художник находит какую-то удачную тему и начинает ее эксплуатировать, то на этом как художник он заканчивается. В моем понимании, художник —  не тот человек, который сидит на зарплате.

Dead end, 2020
Dead end, 2020

Mom`s portrait, 2020
Mom`s portrait, 2020

Сколько времени ты работаешь?  

Я не хожу в мастерскую каждый день — рисую ровно столько, сколько я хочу. Примерно это около восьми сеансов в месяц. Кроме этого я прихожу в мастерскую, чтобы что-то доработать, посмотреть и спланировать. Если обобщить, четверть времени я занимаюсь творчеством, четверть работаю за компьютером, а оставшуюся часть ничего не делаю.

Pet, 2017
Pet, 2017

На какой проект ты бы не согласился ни за какие деньги?

Наверное, единственное на что бы я не пошел, работа, связанная с пропагандой или работа на врага. Я считаю, если ты продаешь свои мозги врагу — ты делаешь его сильнее, а себя слабее. Не бывает искусства вне политики.

Как ты думаешь, каким навыком обязательно должен владеть художник?

Абстрагироваться. Художник должен уметь быть не художником, а собой.