Серия текстов о связи технологического и религиозного мышления. Первая часть доступна по ссылке.
Текст посвящается памяти Бернара Стиглера [1]
«Божественность — это один из способов
видеть мир»
Анри Мишо «Убогое чудо»
Любая мифология — это определенный способ соприкосновения с сакральным. Такое соприкосновение, чаще всего, имеет интерпретативный характер, то есть описывает ландшафты сакрального на языке, понятном для других. Эти интерпретации имеют не только текстуальный формат (имеется в виду, передаются не только в речи), но также могут быть запечатлены в определенных ритуальных практиках, религиозных взаимодействиях. Помимо этого они могут быть отражены и в более стойкой материальной форме: в виде сакральных строений (храмов, мечетей, монастырей) или религиозных реликвий (икон, мандал, священных писаний). Последние, являясь по своей природе технологическими артефактами, активно влияют и преломляют наше понимание сакрального. Сквозь эти материальные артефакты, как через разноцветные витражи, мы видим пульсацию трансцендентного, и оно [трансцендентное] предстает перед нами в своих разных обличиях. Таким образом, сакральное всякий раз «прочитывается» через технологические ансамбли определенной культуры. В этом плане античный Парфенон является такой же интерпретацией божественного, как и парижский Нотр-Дам, а храм Софии в Константинополе мало чем отличается от Малой буддистской пагоды диких гусей в Сиане.
Но время храмов уже прошло. Современное человечество все больше смотрит на сакральное через оптику радиотелескопов и электронной микроскопии, определяет его с помощью глоссария современной технонауки. Однако какие пульсации сакрального задают современные измерительные приборы? Трансцендируют ли они наш опыт по примеру христианского храма или, наоборот, вдавливают его в тиски эмпирической данности?
Как бы не пыталась современная наука отбелить себя от налета сакрального, сделать это ей по-прежнему крайне сложно из-за ее глубинной связи с современной техникой. Последняя, в свою очередь, несет не себе неизгладимый отпечаток мифологического происхождения, который, как до сих пор не перерезанная пуповина, крепко связывает технику с миром запредельным, магическим, неописуемым. И хоть современный интеллектуальный дискурс на протяжении последнего столетия активно работает над сокрытием этой небесной генеалогии, одного внимательного взгляда достаточно, чтобы увидеть неровные швы и белые нити неаккуратно сшитых академических одежд.
Аргументов в пользу связи технологического и мифологического мышлений целое множество. Но, пожалуй, одним из самых важных является факт мистической «таинственности» современной техники. Таинственность эта, с одной стороны, произрастает из «божественного» происхождения техники, а с другой — возникает как результат все увеличивающейся сложности современной техногенной реальности. Галактики вещей находятся в непрерывном взаимодействии со скоплениями объектов, которые ежесекундно соприкасаются друг с другом благодаря мерцающим связям и пульсирующим касаниям. Сложность такого соприкосновения не может быть понята простым умом. Для такого понимания требуется отдельная каста жрецов, роль которой в современном мире выполняют ученые и инженеры. Именно они, как античные оракулы, впадая в пророческий экстаз предсказывают (точнее будет сказать, создают) будущее, в котором нам суждено существовать. Античные оракулы выступали в роли медиума между богами и людьми, передавая послания от первых последним. Современные инженеры и ученые тоже существуют по такому принципу. Разница лишь в том, что если античные оракулы были «на связи» с разными богами, то современные ученые, судя по всему, в контакте только с одним технологическим божеством, которое уже давно захватило первенство на Олимпе и правит оттуда силой своей бескомпромиссной рационализации и полномасштабной эффективности. По такому сценарию каждое новое технологическое открытие может быть воспринято как реальное чудо, ниспосланное в бренный мир с вершин божественного пантеона. Прямым доказательством этого тезиса может служить очень простая, даже, возможно, наивная иллюстрация. Ни один среднестатистический житель земного шара (даже при наличии высшего образования) не смог бы объяснить базовый принцип работы основополагающих технологических артефактов, которые мы используем ежедневно. Я даже не говорю о таких сложных объектах как процессоры или ускорители частиц, а пусть даже о более простых: наушниках или холодильниках. Носители этого знания формируют собой отдельную группу людей, которая реально влияет на наши жизни и цели. Более того, даже среди этих людей есть строгое разделение на различные специализации и компетенции, что делает принципиально невозможным целостное знание всей технологической мистерии. Последняя, по всем правилам теологического жанра, в свой полноте доступна лишь верховному божеству, которое с алгоритмической точностью ежечасно направляет и «собирает» сегодняшнюю повестку нашей реальности.
Все это вместе создает магический ландшафт так называемого технологического чуда, в горизонтах которого мы мыслим, чувствуем, живем. Таким образом, для обычного пользователя ежедневное взаимодействие со своим мобильным телефоном является (но не осознается!) таким же мифологическим «чудом», как и созерцание солнечной колесницы Гелиоса античным греком. Разница лишь в том, что античный грек уверен в тотальном присутствии божественного, в то время как наш современник уверен в обратном — в отсутствии всякого божества-сакрального-внеэмпирического. Наш современник хорошо подкован в агитации и пропаганде технонауки. Он будет слепо верить в отсутствие чуда, даже тогда, когда чудо [технологическое чудо] происходит ежесекундно на его глазах.
Технологическое чудо имеет вязкую структуру. Как сироп от кашля, оно налипает на кончики наших пальцев. Технологическое чудо — это чудо убогое, факирное, цирковое. Оно завораживает фейерверками возможностей, многоголосьем звучаний, калейдоскопом смыслов. Мы танцуем в такт его мерцаний. Мы смотрим в глубину расширенных зрачков технологического божества. Но что прячется за густой вязью этого «праздника сетчатки»?
Современный технологический бог хитер. Он смог вытеснить всех своих «олимпийских» предшественников благодаря невероятно изысканному маневру: он заставил людей поверить в собственное отсутствие. Он поселил себя в тени лабиринтов научных формул и одел себя в отблески линий программного кода. Он помог людям доказать свое отсутствие, уничтожить свою «небесную» генеалогию. Все это ради одной цели — чтобы ни у кого не возникло и мысли о наличии внеземных иерархий и верховных покровителей.
А как же приносятся жертвы этому верховному божеству? Каждый из нас приносит ему свою ежедневную «бескровную» жертву, когда первым делом по пробуждении тянется к своему мобильному телефону.
[1] Бернар Стиглер — французский философ техники, один из родоначальников философской концепции «негоантропоцена». По мнению Стиглера, техника — это одна из форм человеческой памяти, благодаря которой возможна историческая темпоральность как таковая. Проще говоря, без техники нет истории. Стиглер являлся основателем и главой исследовательского института инноваций (Institut de recherche et d’innovation (IRI), который функционирует на базе центра Помпиду в Париже. В 1978 году Стиглер был обвинен в разбойном ограблении и приговорен к пяти годам лишения свободы. Именно в тюрьме у него появился интерес к философии. Первый том его работы «Техника и время: ошибка Эпиметея» (La technique et le temps, 1: La faute d’Épiméthée) до сих пор остается одной из самых значительных работ в философии техники второй половины ХХ века. Скончался пятого числа прошлого месяца.